Сергей Шаргунов "Свои"

Проза Сергея Шаргунова по сравнению с прочитанной только что Гузель Яхиной "Дети мои" показалась мне спокойной, как ясный день после бурной грозовой ночи.

Такая, знаете, книга воспоминаний, ненавязчивых размышлений, выводы из которых делаем мы сами.

Ровно, неспешно автор рассказывает нам о родных и близких людях. Причем не только по крови, но по состоянию души, мыслям, совести, восприятию жизни.

Это сборник автобиографических историй.

Его хорошо читать, когда нужно отвлечься, перейти на шаг с летящей скорости жизни, перевести дух.

И, заодно, послушать о житии других.

Как, например, одна серебряная ложка кочевала из века в век ("Правда и ложка"), то исчезая, то появляясь, но неизменно оставаясь связующей нитью семейного рода автора, начиная аж с 19-го столетия.

И, главная, тут, конечно, не ложка - она, вообще, лишь "повод рассказать правду", а люди. Каждый со своей судьбой, но единокровным жизненным пространством, так или иначе повлиял на время настоящее, на родственника, то бишь самого Сергея, а значит и на нас - тех, кто читает его книги.

 Или, как сын, в попытке понять отца ("Мой батюшка"), расставляет акценты в его биографии, которые, как ему кажется, могут объяснить непробиваемую молчаливость батюшки, внутреннюю напряженность, словно бы тот непрестанно читает молитвы, "природную, естественную упрямую чистоту...в походке, почерке, смехе", при всем его бунтарском характере, проявленном в молодости и ощутимом по сей день.

Речь об Александре Шаргунове, ныне священнослужителе, а ранее поэте, переводчике.

Отчаявшись пробиться сквозь невидимые латы родителя, сойтись душами, автор находит наименее ранимое объяснение - а может он инопланетянин?

И совсем по-другому представляет свою маму ("Замолк скворечник"), описывая ее жизнь среди творческих людей, в основном писателей, или близких к ним: Анна Ахматова, Юрий Олеша, Михаил Пришвин, Александр Фадеев, Агния Барто, Анастасия Цветаева и другие.

Без какого-то личного надрыва, но со светлым чувством и уважительной данью ее любви ко всему живому.

Откровением тянется сквозь повествование явная совестливость Сергея. Есть ли это отпечаток его приближенности к церкви с раннего детства, когда ему приходилось и службу стоять и чистить скованные ледяным снегом тротуары церковных дворов, будучи алтарником и вообще, провести значительную часть взросления при храме. Или мамино воспитание, когда за то, что раздавил гусеницу, получил звонкую пощечину. Неизвестно. Но тем честнее выглядит его работа над собой по жизни, реванши с совестью через года в эпизодах с другой уже гусеницей или ящерицей.

 Да и вся книга как некий промежуточный итог душевного труда, как необходимость осознания всего, что накопилось с годами в памяти, и надо бы разобрать, разложить по полочкам, чтобы потом пуститься налегке дальше, в путь, где из новых событий, впечатлений, встреч складывается будущее, которое станет историей для его маленького сына Вани.

И тогда тот уже будет вспоминать, как ходил с папой в зоопарк и почему-то взрослые тянули его к жирафам и верблюдам, а ему хотелось посмотреть на кур и петуха ("В зоопарк пойдем мы вместе...").

"У взрослых свои правды".

Сергей делится с нами своей правдой.

И про детские обиды, и про жестокость в разных ипостасях, и про любовь к молодой красавице жене, и про путешествие в Северную Корею, и про войну на Донбассе и закулисье телевизионных шоу и нерушимое чувство долга, заставляющее пенсионера, бывшего работника аэропорта стеречь старую взлетную полосу и про подростковую влюбленность, стремительную и отчаянную, и про Валентина Катаева, сурово держащегося за свою истину.

Потому что для каждого из нас есть только один мир - свой.

Когда мы это не осознаем, пытаемся донести, навязать, убедить других, что именно наше видение самое верное, именно мы чувствуем тоньше, видим четче, знаем, как правильней, мы страдаем.

Но стоит лишь прозреть однажды и ты сразу свободный человек.

Свободный от желания заставить другого поверить в твою истину.

Свободный, чтобы говорить о ней. Но на своей территории.

Открытой для любого, кому откликается, кто думает схоже и понимает, о чем речь.

Так и находятся - свои.

  Цитата

(всего одна, но та, что зацепила. Ибо да, бывает и у меня ноет то самое будущее, забытое за поворотом...):

«Мы не целовались. Въезжали в сентябрь на своих велосипедах. В город, в разлуку, в привычную суету, в жизнь, которая вот-вот исчезнет, в будущее, которое не возникнет. Его, это будущее, сложившееся и зрелое, как август, не взяли с собой, забыли за поворотом, и оно ноет там, и бродит, и никогда не оставляет в покое».